Пошли на шестой круг: собравшиеся вчера в Люксембурге главы европейских внешнеполитических ведомств особо и не скрывали, что целью нового «заседалова» должен стать очередной пакет рестрикций в отношении России.
За прошедшие шесть недель Москва, по мысли тех, кто вводил первый, второй и далее по списку раунды ограничительных мер, должна была если не пасть в объединенные европейские ноги, то, по крайней мере, почувствовать на себе все танталовы муки (ударение на первый слог) умирающей экономики.
Но получилось так, что в европейских супермаркетах не стало муки (ударение на последний слог). Итак, от мУки до мукИ дистанция оказалась воистину спринтерской, хотя планировщики санкций думали, что она марафонская. По меньшей мере марафонская.
Ну а потом исчезло подсолнечное масло.
Представить себе, что объединенная Европа единовременно обнаружит себя в эпицентре дефицита как минимум двух важных продуктов питания (и не менее важных ингредиентов для пищевой промышленности), да еще так скоропалительно, стратеги «сдерживания России» не могли. Им не хватало широты фантазии и свободы политического творчества.
Но что сделано, то сделано, и там, где стояли бутылки и бутыли с подсолнечным маслом, сегодня зияют дыры.
Известно, что вслед за маслом и мукой могут исчезнуть (или сильно подорожать) куриные яйца и мясо – как домашней птицы, так и крупного скота. Отметим этот факт и двинемся дальше. В ситуации, когда происходящее в повседневном и трудном европейском быту пока мало касается высших политических эмпирей, живущие в этих эмпиреях еврочиновники решили резко крутануть штурвал доверенного им корабля. Не чтобы сбалансировать траекторию движения, но «подрезать» Россию на вираже.
Шеф общеевропейской дипломатии Жозеп Боррель, приехавший в Киев, заявил, что «эта война будет выиграна на поле боя», пообещав новые и более интенсивные военные поставки стране. Вице-председатель Еврокомиссии, прерогативы которого все предыдущие века, что существует на континенте профессия дипломата, сводились к поискам мира, пересмотрел европейские же постулаты внешней политики, те, которые были сформулированы по итогам окончания Второй мировой войны и были оплачены кровью десятков миллионов человек.
Твит, в котором шесть слов и один предлог, стал по-своему сенсационным. С одной стороны.
С другой – эти шесть слов не могут и не должны быть истолкованы иначе, кроме как угроза в адрес Кремля. Точнее, угроза в адрес Москвы. А если еще точнее, то угроза в адрес России.
Жозеп Боррель целился не только и не столько в российскую власть: он достаточно информированный человек, чтобы понимать, что с Кремлем разговаривать таким тоном бесполезно, – сколько в российский народ, в российское общество. Которое, вопреки тому, что воображали о нем в разнообразных европейских столицах, а также в Вашингтоне, оказалось удивительно и сверхъестественно (особенно в сравнении с атомарным, расколотым и аморфным социумом коллективного Запада) цельным и целостным. Связанным идеями, которые разделяются практически всеми. Связанным ценностной шкалой, которая одинакова и одинаково важна для колоссального, многомиллионного и чрезвычайно единого сегодня народа.
Который, и опять-таки вопреки ожиданиям всех тех, кто мечтал его разъять на «личности и индивидуальности», стал как один – за то, что для него в этой жизни важно. За те ценности, которые невозможно купить или перекупить даже за очень большие деньги.
И вот этому единому народу коллективный Брюссель выкатывает второй раз за последние 80 лет ультиматум. Реакция была предсказуема, и тут нет вопросов. Зато хочется спросить: а о чем в подобной ситуации думал (и думает) Брюссель? И самое главное, что в итоге подобные заявления, если и когда Москва на них решит ответить конкретикой, той, пустить в ход которую ее пытаются спровоцировать, должны принести Брюсселю, Парижу, Мадриду, Лиссабону и Берлину? Европа действительно хочет драки с Россией – уже без использования Украины в качестве буфера? Или эти залихватские шесть слов (седьмое – предлог) были сказаны, чтобы еще раз понравиться Киеву? (Такое тоже нельзя исключить.)
Эти вопросы полуриторического свойства стоит тем не менее сформулировать, чтобы понять уже без всяких недомолвок: европейское раздражение Россией сегодня достигло такой степени, когда единственный кажущийся правильным в Брюсселе выход состоит в аннигиляции русского государства.
Когда требуется повысить давление извне и одновременно изнутри (технологии известны и много раз были применены), чтобы не только сорвало крышку с котла, но и разорвало бы сам котел.
Собственно, шестой круг санкций, который обсуждали в Люксембурге, и шестисловный «киевский» твит Борреля – способы не только повысить ставки в этой рискованной для Запада геополитической партии, но и метод увеличить давление как вне, так и внутри котла.
Суть новых – шестых, двадцать шестых или пятьдесят шестых – ограничительных мер для России сегодня не имеет даже символического значения, поскольку страна нормально себя чувствует и смотрит в будущее с реалистичным оптимизмом (имея практически неограниченные природные ресурсы, пространства, растянувшиеся на десяток часовых поясов, можно себе позволить не бояться никого и ничего), а вот, например, Болгарии, вся получаемая нефть которой имеет импортно-российское происхождение, вероятно, не до смеха.
Невесел и крупный немецкий бизнес: самая мощная экономика Европы стала мощной не в последнюю очередь потому, что импортировала качественные и недорогие российские энергоносители. Это и делало в конечном итоге германский промышленный экспорт столь конкурентоспособным в мировой глобальной торговле. И ярко сиявшее, как бриллиант хорошего качества, сальдо внешнеторгового баланса ФРГ при возможном эмбарго на русское черное и голубое золото может потускнеть мгновенно, как дешевый фианит.
И, конечно, не только германские промышленники, но и их французские, итальянские, испанские и все остальные из 27 стран – членов ЕС коллеги не могут не понимать, что ограничения, уже введенные и те, которые только планируется ввести, есть колоссальные потери для них: потери как прибылей, так и рынков.
Юридически вводимые против России санкции де-факто уничтожают общеевропейскую экономику, нанося ущерб, который невозможно будет компенсировать в течение многих лет.
Но если ограничения для самой России становятся стимулом для роста, поскольку есть куда расширяться и чем и как насыщать рынок, то для объединенной Европы рестрикции бьют по стратегии экономического развития, по тактике выхода из рецессии, вызванной двухлетней пандемией, по покупательной способности европейских граждан, которые еще не сумели восстановиться после локдаунов, как нужно опять затягивать пояса. Принимая при вот всем вот этом миллионы беженцев.
Смещая геополитический кризис на континенте в сторону повышения градуса, а не деэскалации, занимаясь фактически самострелом на глазах у всех, объединенная Европа, нравится это Брюсселю и его адептам или не нравится, совершает еще один шаг к своему политическому финалу.
И чем громче говорят о единстве и общности ценностей, тем больше сомнений возникает на сей счет. В этом смысле у русских есть исторический опыт и есть здоровая рефлексия, и мы помним, что геополитическая катастрофа тридцатилетней давности тоже началась с отсутствия в магазинах продуктов первой необходимости.