История эта случилась/произошла двенадцать лет тому назад, на севере Камчатского полуострова. Наша Контора производила тогда геологоразведку (на золото), примерно в ста сорока километрах северо-западнее посёлка Ключи, ну, того самого, который расположен рядом со знаменитым ракетным полигоном «Кура». Производила геологоразведку – это громко сказано: две старенькие буровые установки ЗИФ-650, ломаясь пару раз за неделю, бурили 200-300-метровые скважины, а бригада горных рабочих, нанятая в посёлке Эссо, лениво «ковыряла» разведывательные канавы. И тут начальству стало известно, что недалеко от места проведения работ расположена широкая и глубокая пещера, в которой ещё задолго до Октябрьской революции располагалось то ли ительменское, то ли корякское Капище. А пещера для геолога – это дело такое, очень важное. В ней много чего интересного можно узнать про местные горные породы. Например, случайно встретить железистые кварциты, свидетельствующие о возможности наличия в горном массиве золота. И так далее…. Откуда стало известно о пещере? Так Чукча (он же Миня), и рассказал. Мол, сам он там не бывал, но его матушка подробно рассказывала…
Итак, Чукча, в данном контексте, это не национальность, а, наоборот, имя собственное. Дружеское прозвище, то бишь. А официально паренька звали – Михаил Кужугет. Родился он в крохотном ительменском посёлке, расположенном в двухстах километрах юго-западнее Ключей. Мать – чистокровная ительменка. Отец – выходец с Горного Алтая. Проходил армейскую службу на полигоне «Кура». После армии остался в Ключах, где с матерью Михаила (на каком-то национальном празднике), и познакомился, а потом и женился на ней. Но совместная жизнь у молодых не задалась. Матушка Мини больше месяца в Ключах не выдержала, затосковала по прежней вольной жизни и вернулась домой. Да и его отец так и не смог прижиться у ительменов. Но разводиться супруги не стали, жили раздельно, в двухстах километрах друг от друга, и встречаясь пару-тройку раз за год, что, впрочем, не помешало им родить Чукче двух братьев и сестрёнку…. А выглядел Чукча тогда, двенадцать лет назад, очень даже импозантно. Морда лица – смуглая-смуглая. Жидкая чёрная бородёнка клинышком. Грязно-пёстрая бандана на голове. Ну, вылитый пиратский капитан Джек-воробей. Только глазёнки – узкие-узкие, да и зубы подвели: было их во рту у Чукчи штук пять-семь не больше, да и те – от чифиря – жёлто-чёрные…. А ещё Миня очень любил Владимира Путина и татуировки. Придёт, бывало, в баню геологическую – и все завистливо вздыхают: на левом плече у него профиль Сталина (с трубкой во рту), красовался, на правом – Че Гевара анфас, а на всех остальных частях тела – Владимир Владимирович Путин во всех его многоликих проявлениях. Путин верхом на медведе, Путин в мундире КГБ СССР с погонами подполковника, Путин в лётном шлемофоне и так далее. А когда в столовке Миня начинал о своей беззаветной любви к Владимиру Владимировичу рассказывать – ржач стоял оглушительный. Ну, говорок/сленг у Чукчи был такой – особый и совершенно незабываемый. Вот, примерно так он мне рассказывал, как до древней пещеры добраться, мол: — «До Большого Окта, на, мы с тобой на вездеходе, на, доползём, на. А потом, на, только пешкодралом, на. И всё, на, по горам и скалам, на, однако. Километров пятнадцать, на…». Вот, поэтому я Минины дифирамбы Владимиру Путину пересказывать и не буду. Очень, уж, неприлично с этим «наканьем» получается…
Короче говоря, на поиск пещеры мы с Чукчей вдвоём отправились. Уселись в старенькую «Метлу», предварительно всяких припасов в грузовое отделение забросив, да – с Божьей помощью – и тронулись. Миня, как по штатному расписанию и положено, на месте водителя. Часа за три с половиной дочапали до Большого Окта (это ручей такой). Там переночевали, а с утра отправились в скалы и горы. Лезли, лезли и, понятное дело, долезли. Пещера широченной оказалась: гружёный КАМАЗ въедет запросто. Только не очень глубокой: подземный коридор длинной метров сто пятьдесят, который выводил в аккуратный полукруглый зал со следами старого кострища посередине. Часа за два с хвостиком я (с помощью мощного японского фонарика), тщательно осмотрел все пещерные своды. Ничего интересного, короче говоря. Ни тебе жил золотых, ни кварцитов. Миню позвал – тишина в ответ. Стал искать и, понятное дело, нашёл. Стоит наш Чукча в самой дальней части зала пещерного и, подсвечивая себе фонариком, на стенку восторженно пялится. А там – на чёрном гладком базальте – белой краской нарисовано: — «Здесь был Путин!». Действительно, нарисовано, в том плане, что очень ровными и симпатичными буквами, даже с готическими завитушками. Типа – эстетика голимая…. А Чукча стоит – сам не свой: рот щербатый приоткрыт, в глазах блеск фанатичный отсвечивает. Я его за промасленный рукав ватника тяну – не идёт, только мычит что-то – неразборчиво-восторженное. Только через час с хвостиком я его из пещеры на белый свет выволок…
И так случилось, что я через пару суток в Петропавловск-Камчатский по делам конторским, бюрократическим отъехал, а там и отпуск нарисовался. Короче говоря, обратно я вернулся только через два с половиной месяца. А Чукчи-то и нет. Как и что? А мне и отвечают, мол: — «А он, как вы с пещеры той вернулись, где-то через неделю и уволился. Теперь, говорят, гидом-экскурсоводом заделался. В том плане, что нынче таскает к этой пещере целые делегации, состоящие из местных нацменов. То бишь, из ительменов, чавчувенов, каменцев, коряков, итканцев, карагинцев и прочих…».
Вот, до сих пор не пойму, что все эти уважаемые люди делали в той пещере? Камлали? Молились? Просили у Владимира Владимировича благ различных?
Например, доброго ягеля и нереста богатого? Не понятно. Тайна, однако, камчатская насквозь…